Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

– Кис-кис-кис, – позвал Дюссандер, и на его лице появилась добрая и мудрая улыбка, которую можно часто видеть на лицах стариков, переживших трудные времена и нашедших наконец мирное пристанище, где проводят последние, отведенные им жизнью дни.

Кот поднялся и, наконец, решившись, грациозной трусцой проделал оставшийся до миски путь. Поднявшись по ступенькам, он снова смерил Дюссандера недоверчивым взглядом и, прижав облезлые уши, принялся лакать молоко.

– Вкусное молочко, – произнес Дюссандер, надевая прочные резиновые перчатки, предусмотрительно приготовленные заранее. – Вкусное молочко для хорошего котика. – Он купил эти перчатки в супермаркете и, стоя на переходе, ловил на себе одобрительные и даже заинтересованные взгляды пожилых женщин. Такие перчатки рекламировали по телевизору, они были длинными и такими эластичными, что в них можно запросто подцепить монетку с пола.

Он стал осторожно гладить кота, тихо приговаривая, чтобы животное окончательно успокоилось. Кот довольно выгибал спину в такт движениям руки.

Когда молока в миске почти не осталось, Дюссандер резко схватил кота.

Тот моментально взвился и отчаянно забился в цепких пальцах, пытаясь вырваться. Его тельце извивалось и дергалось, он визжал, царапался и кусался с такой силой, что наверняка вышел бы победителем, не окажись перчатки такими прочными. Кот был бесстрашным и опытным бойцом, и оценить его отвагу по достоинству мог только такой же старый ветеран, подумал с усмешкой Дюссандер.

Держа кота на вытянутых руках, чтобы тот не задел его когтями, старик ногой распахнул дверь на кухню и вошел. Кот виз-

жал, извивался и пытался разодрать ненавистные перчатки. В отчаянном броске он извернулся и вцепился зубами старику в большой палец, защищенный зеленой резиной.

– Плохой котик! – укоризненно покачал головой Дюссандер.

Дверца духовки была открыта, и старик швырнул туда кота. Когти со скрежетом зацарапали по стенкам. Дюссандер коленом захлопнул дверцу и поморщился от боли, вызванной резким движением. Однако на его лице по-прежнему продолжала играть улыбка. Тяжело дыша, почти задыхаясь, он оперся на плиту, чтобы собраться с силами. Духовка была газовой, и он редко ею пользовался, разве что для разогрева полуфабрикатов, а теперь – и для убийства бродячих котов.

Кот отчаянно визжал, силясь вырваться.

Дюссандер поставил температуру на пятьсот градусов, и с легким шипением по двойному ряду горелок пробежал огонек, поджигая газ. Визг кота сменился отчаянным воплем, похожим… на крик маленького ребенка. Ребенка, которому причинили неимоверную боль. Улыбка Дюссандера стала еще шире. В груди гулко стучало сердце. Кот бился и царапал стенки духовки, откуда доносился его дикий предсмертный визг. В воздухе запахло паленой шерстью и горелым…

Через полчаса старик выскреб останки кота из духовки с помощью вилки для барбекю, которую приобрел за два доллара девяносто восемь центов в торговом центре в миле от дома.

Затем он сложил обугленные кости кота в пустой пакет из-под муки и отнес в подвал с земляным полом. Вернувшись, Дюссандер как следует обработал кухню и гостиную аэрозольным освежителем воздуха, и там установился стойкий искусственный запах хвои. Наконец он открыл все окна, помыл вилку, повесил на стену с другими приборами и сел поджидать, не придет ли мальчишка. С его лица не сходила довольная улыбка.

Тодд появился минут через пять после того, как Дюссандер уже потерял надежду его увидеть. Он был в спортивной куртке с эмблемой школы и бейсболке клуба «Сан-Диего падрес». Под мышкой торчали учебники.

– Салют! – сказал он и, добравшись до кухни, наморщил нос. – Ну и вонища!

– Я опробовал духовку, – пояснил Дюссандер, закуривая, – и случайно сжег свой ужин. Пришлось выбросить.

Однажды в конце месяца Тодд пришел намного раньше обычного, задолго до окончания уроков. Дюссандер сидел на кухне, потягивая виски из облезлой фаянсовой кружки, вдоль ободка которой было выведено стершимися буквами: «Пью свой кофеёк – бодрости паёк». Старик перетащил на кухню кресло-качалку и теперь раскачивался в нем с кружкой в руке и шлепая задниками тапок по вытертому линолеуму. В голове приятно шумело. С тех пор как он расправился с тем облезлым котом, ночные кошмары перестали его мучить и вернулись только прошлой ночью. Правда, такого ужаса ему раньше переживать еще не приходилось. Они стащили его с середины холма и стали вытворять с ним невообразимые вещи, пока ему не удалось проснуться. Но, оправившись от шока и убедившись, что все происходило не наяву, а во сне, Дюссандер приободрился. Он мог положить конец ночным кошмарам в любой момент. Однако не исключено, что на этот раз кота будет недостаточно. Приютов для собак еще никто не отменял. И их двери всегда открыты.

Тодд появился на кухне неожиданно – бледное лицо перекошено, под глазами – темные круги. Дюссандер заметил, что мальчишка сильно похудел. Но в глазах Тодда светилась такая ненависть, что старику стало не по себе.

– Ты обязан мне помочь! – с вызовом заявил мальчик.

– Неужели? – мягко переспросил Дюссандер, но внутри у него все сжалось от дурного предчувствия. Сохраняя внешнее спокойствие, он молча наблюдал, как Тодд со злостью швырнул учебники на стол. Один из них скользнул по клеенке и свалился на пол у самых ног Дюссандера.

– Обязан! – истерично выкрикнул Тодд. – Потому что это ты во всем виноват! Только ты! – На его щеках проступили алые пятна. – Ты должен мне помочь, иначе я всем расскажу! А мне есть что…

– Я сделаю все, что в моих силах, – спокойно произнес старик, сцепив на животе пальцы, как когда-то любил, и по-

дался вперед, так что его подбородок оказался на одной линии со сложенными руками. На его лице не отразилось и тени тревоги: оно выражало только внимание и дружеское участие. Сколько раз он сидел в допросной именно в этой позе, а рядом на плите варилось мясо молодого барашка. – Расскажи, что тебя расстроило.

– Вот что! – злобно выкрикнул Тодд и швырнул ему папку. Она, ударившись о грудь, упала на колени, и Дюссандер, вдруг ощутив приступ дикой ярости, едва сдержался, чтобы не влепить мальчишке пощечину, которую тот запомнил бы надолго. Однако он сумел подавить гнев и сохранить безмятежное выражение лица. Папка оказалась обычным табелем успеваемости, хотя школа по какой-то непонятной причине решила поменять название на «Успехи в четверти», будто это что-то меняло. Хмыкнув, он раскрыл ее.

Из папки выпал листок с напечатанным текстом. Дюссандер отложил его и пробежал глазами оценки.